Все о Российско-Арцахской дружбе
Меня спросили о спектакле Степанакертского русского драматического театра "Во весь голос". Я не театральный критик, мне трудно анализировать драматургические особенности спектакля, но центром тяжести его была поэзия — стихи Владимира Маяковского — что даёт мне право высказать несколько соображений на этот счёт.
Маяковский относится к числу тех немногих поэтов, кто не просто приносит в поэзию свою неповторимую интонацию, свой почерк и голос — но расширяет возможности самого стиха, создавая поэтику ярко выраженной самобытности. О таких поэтах говорят, что если на улице будет валяться страничка с их стихами без подписи, всякий читатель, взяв её в руки, тут же определит автора. Другой лирик великой самобытности, Борис Пастернак, писал об общей для них эпохе, "вершиной поэтической участи" в которой "был Маяковский" — связывая достижения крупнейших русских поэтов тех лет с опытом Маяковского: "Всякий раз, как потом поколенье выражало себя драматически, отдавая свой голос поэту, будь то Есенин, Сельвинский или Цветаева, именно в их генерационной связанности, то есть в их обращеньи от времени к миру, слышался отзвук кровной ноты Маяковского".
Таким образом, Маяковский предстаёт наиболее могучим выразителем своего времени, и Время для него — важнейшая категория, которой подчинена в итоге вся его творческая воля. Неслучайно крылатыми стали строки из вступления в ненаписанную поэму "Во весь голос": "Я сам расскажу о времени и о себе" и "Но я себя смирял, становясь на горло собственной песне". В обоих случаях — подчёркнуто это "я", "я сам" (так назвал Маяковский свою автобиографию 1920-х), но знаменательно, что в первом случае время поставлено поэтом впереди себя, во втором же — в угоду, а лучше сказать во имя этого времени (как понимал и чувствовал его поэт) Маяковский декларирует "наступление на горло песне" как позицию подлинного поэта своего времени — в противовес тем, кто "строчит романсы", "мандолинит из-под стен" и т.д.
В этом была трагедия Маяковского — человека и художника, о котором М. Цветаева сказала беспощадно: "Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил" (этой цветаевской цитатой и открывается спектакль).
Противоречивое же отношение к наследию Маяковского в последние десятилетия обусловлено во многом тем, что декларации поэта сегодня не убеждают нас, оставляют равнодушными, а иногда и приводят в негодование или недоумение. Контекст иных высказываний неясен современному читателю, когда же он берётся изучить этот контекст, оказывается, что иные высказывания Маяковского есть не что иное, как отражение групповой литературной борьбы конца 1920-х — таково, скажем, использование им строки "Тара-тина, тара-тина, т-эн-н", что было лишь попыткой высмеять ранние (написанные 10 лет тому!) стихи своего главного литературного оппонента Ильи Сельвинского. Не думаю даже, что сами актёры, исполнившие эту строку "во весь голос" и хором, могли знать об этом или о том, как вслед за этим оскорбил Маяковский двух учеников И. Сельвинского — поэтов Константина Митрейкина и Анатолия Кудрейко — объедив их в строках: "Кудреватые Митрейки, мудреватые Кудрейки — кто их к чёрту разберёт!"
Всё это, повторяю, сегодня едва ли способно вызвать сочувствие и какой-либо широкий, внеисследовательский интерес. Противоречие же гнездится в том, что иные стихи Маяковского, зачастую пропитанные разнообразной суетой своего времени, несмотря ни на что, продолжают жить и волновать. Едва ли возможно в рамках исследования ли, лекции или спектакля разрешение этого основного, фундаментального противоречия наследия Маяковского, как невозможно и исчерпать тему его трагедии — но глубокое и серьёзное выявление её, со всей бережностью и уважением к памяти поэта, — задача всякого, кто берётся высказываться о Маяковском. Постановка спектакля по стихам поэта — один из видов высказывания, попытка сочувственного прочтения "агитатора, горлана-главаря".
Тут надо сказать, что строка "Я сам расскажу о времени и о себе" становится лейтмотивом спектакля. Она красной нитью проходит сквозь всё театральное действие. Каково само это действие? Артисты в чёрно-белой одежде выходят на сцену и — читают Маяковского. Читают размеренно и взахлёб, нежно и грозно, с дерзким вызовом и тайной грустью. Многое из написанного Маяковским откликается в наших временах, накладывается на события новейшей истории. Иногда это грустное "пророчество-наоборот": так, поэт был уверен, что слово "блокада" навсегда останется в прошлом, канет в Лету — но опыт истории говорит, что слово это загорится смертоносным смыслом и всего через какое-нибудь десятилетие после написания Маяковским этих строк, и ещё спустя много лет...
Спектакль базируется в основном на ранних произведениях Маяковского, условно — стихов из первого тома собрания сочинений (период с 1912 по 1917). Исключение составляют "Левый марш" и давшее название спектаклю вступление в поэму. Это — ранний, футуристический период в творчестве поэта, именно тогда закладывались им основы того "маяковского" стиха, который впоследствии получит имя ударника или акцентного стиха. Я недаром начал эти заметки со слов о стиховой самобытности Маяковского. Читать этого поэта трудно, хоть стих его и благодарный материал для театральных подмостков: фраза звучна, слово гулко. Но за этим гулом стоит сложнейшая техническая организация стиха, заставляющая по-особому выговаривать, "доносить" такие, скажем, составные рифмы, как "икон чело-дни кончило" или "ад тая-проклятая". Кажущиеся нарочитыми в отрыве от текста, в системе поэтики Маяковского рифмы эти смотрятся совершенно органично, но требуют особого произносительного усилия от читателя — будь он актёр или просто человек с книгой в руках. Относясь ко второму типу, я часто невольно сравнивал чтение артистов с тем, как сам я читал не раз про себя и вслух те или иные дорогие мне строки. Иногда эти строки на спектакле звучали привычно, иногда — совершенно иначе, по-новому. Такой опыт проживания поэзии через театр — всегда интересен и важен, и приходится только пожалеть, что сегодня поэтический театр — явление не просто редкое, но, можно сказать, дефицитное. Тем радостнее видеть такие спектакли, как "Во весь голос" — где все нити драматургии, музыки, общего концептуального замысла стягиваются к единому ядру поэзии.
Справился ли Степанакертский театр с поставленными перед ним задачами — техническими и философскими? Думаю, вполне.
В заключение, выходя за рамки собственно отклика на спектакль, мне хочется горячо поприветствовать основателя театра А. Бордова, художественного руководителя Ж. Крикорову, всю труппу, каждого актёра в отдельности и всех причастных к становлению СРДТ. Люди, прошедшие через ад истории, пробившиеся из этого ада на свет и не растерявшие силы духа, мужества, воли к творчеству, — заслуживают того, чтобы им аплодировали стоя — с пожеланием дальнейших успехов и новых работ!
Константин Шакарян — поэт, литературовед
Источник: telegra.ph
Добавить комментарий